О вреде пестицидов сейчас не говорит только ленивый. Но опыт учит: любое «общественное» мнение — полуправда. Копнём-ка чуть глубже.
В чём, собственно, опасность пестицидов?
«Как в чём? Продукты ядовитыми стали!» — уверены мы. Да уж, продукты стали – хуже некуда. Но в пестицидах ли всё дело? Вот обобщённые данные токсикологов Европы на 1994 год. При вывозе с поля 80% продукции чисты от пестицидов, и только 5% содержит их близко к предельно допустимой норме. Даже если эту норму устанавливают под давлением обещанного навара, она не может сильно зашкаливать: ядовитый продукт покупать не станут. Пестициды недёшевы, и их стараются не лить без особой нужды. Развитые страны весьма жёстко соблюдают нормы и правила их применения. Современные препараты ещё более узко направлены, и распадаются ещё быстрее. Их все больше сочетают с биологическими средствами, особенно в садах и на овощных плантациях. Иначе говоря, чтобы урожай содержал опасную дозу пестицида, надо специально постараться!
Кроме того, большинство пестицидов разрушаются при высокой температуре. В готовой пище их ещё в тысячи раз меньше: примерно 0,001 — 0,00001 допустимой дозы. Несколько граммов – вот максимум пестицидов, что можно съесть за год. По оценкам учёных, сейчас пестициды намного меньше подрывают наше здоровье, чем пищевые яды, наркотики и лекарства.
Если вдуматься, так и есть.
Возьмём только один, столь любимый нами пищевой яд – алкоголь. Геноцидный эффект одного этого вещества на порядок больше, чем у всех пестицидов. А вместе с табаком – на два порядка. В списках ЮНЕСКО этиловый спирт квалифицирован как один из самых разрушительных наркотических ядов, работать с которым можно только в противогазе марки «А». Наши люди что, пестицидами спиваются?!
Что ещё мы поглощаем килограммами в год? «Достижения» пищевой промышленности — разнообразные «Е». Может, они не опасны? Ну, представьте: консерванты легко грохают наших кишечных микробов. Тех, чьи родичи с большинством пестицидов справляются! Уже доказано: среди «Е» почти нет безопасных веществ. Все ядовиты. По данным белорусских учёных, средний горожанин трескает в год до 2,5 кэгэ этих ядов! Но это для нас как-то не звучит: кушать-то хочется, а готовить-то – нет…
Есть ещё токсины грибков, питающихся зерном и плодами: микотоксины. Судя по всему, пестициды рядом с ними – просто дети. О них я ещё расскажу.
Лекарства – вообще тема! Сейчас это просто бизнес, уже практически не связанный со здоровьем. Возьмите любой недешёвый современный препарат, хорошую лупу, и раскройте аннотацию. Увидите список «побочных эффектов», по-русски – симптомов отравления. И это при соблюдении мизерной дозы, причём без всякой гарантии излечения. Антибиотики – тоже своя песня. Тут почти буквальная параллель с пестицидами: микробы приспосабливаются и множатся, химики потеют над новыми ядами, их уже тысячи. Проколол курс – и весь биоценоз кишечника вверх ногами: помощники сдохли – враги плодятся. Уверен: многие пестициды более безобидны, чем иные лекарства.
А куда отнести яды, с помощью которых импортные орехи и семечки, плоды и сухофрукты по целому году не портятся – к антибиотикам или пестицидам?..
А есть ещё выхлопы авто, бытовая химия, косметика, токсичные стройматериалы… Итого: мы увлечённо используем для самоубиения подавляющее большинство достижений химической науки.
Представьте: приезжаете вы в незнакомый город, а там принято яды постоянно принимать. В магазинах, аптеках, домах – везде отрава в красивых упаковках. Всем плохо, все болеют, шизеют и умирают – но пьют! Вы пытаетесь вразумить, доказать – а вас посылают подальше. Ничего картинка?
Это мы и есть.
Вот прямо сейчас, находясь в здравом уме и при полном сознании, мы сами, по собственной воле, охотно пьём и едим разные отравляющие вещества в бешеных количествах. А бочку катим на одну химзащиту. Интересное состояние «здравого» ума!
Заметьте, я не сказал, что пестициды безопасны. Я сказал: опасны далеко не только они, и вовсе не только для здоровья. Всё намного серьёзнее! Любые яды реально опасны для самого недалёкого будущего. Для жизни наших, сиречь буквально: моих и ваших, читатель, детей и внуков. Для биосферы, благодаря которой мы вообще есть. Для нормальной эволюции людей.
И даже для самой защиты растений!

ЧЕМ ОПАСНЫ ПЕСТИЦИДЫ
Прогресс не дал человеку умереть. С тех пор
он не даёт человеку выжить
«Распыление…»

Многие мечтают о безопасных химических средствах защиты. Глянем честно. Представим: пестициды абсолютно безопасны для здоровья. Для насекомых с микробами – смерть, а для нас – лимонад. Что изменилось? А ничего! Та же травля, та же деградация почв, та же плодотворная селекция вредителей и болезней, те же их нашествия, та же гибель хищников и облысение агроценозов – только ещё хуже, потому что лить будем ещё больше. При чём тут здоровье? Тут земледелию крышка. Дурак найдёт, как себя грохнуть!
Двусмысленность химической защиты мир заметил, когда от ядов перестали дохнуть домашние мухи, а за ними ещё двенадцать видов насекомых. И увеличение дозы уже не помогало. Тогда и появилось понятие комплексной защиты: обязательного введения биологических и экологических способов, чтобы уменьшить влияние химии. Случилось это аж за год до моего рождения, в 1959-м! И вот мне скоро полтинник, и я снова пишу об этом какие-то откровения. Результат химзащиты известен, но абсолютно не осознан. Причём наша ситуация, похоже, усугубляется.
Чем же опасны для нас пестициды?

ОПАСНОСТЬ 1: ОТБОР УСТОЙЧИВЫХ ПРОТИВНИКОВ.
Пардон, сначала нужен термин. Как обозвать одним человеческим словом вредителей, болезни и сорняки, а заодно и грызунов мышевидных? «Pest» по-английски – паразит. Но я-то знаю: никакие они не паразиты. Враги? И не враги. Они нам войну не объявляли! В смысле урожая они наши конкуренты. А по сути – препятствие, необходимое для процветания борьбы. Пожалуй, они наши противники. Их цели направлены против наших, но вовсе не со зла. Противника принято уважать, с ним нужно считаться. С ним ведут честное состязание. Подходит! Простите мне сию литературную вольность: так нам будет проще не уйти от сути.
Так вот: кого должны убивать пестициды? Противников.
А кого они убивают? Двух зайцев: слабых, неперспективных противников и их хищных врагов — наших партнёров. В результате остаются устойчивые противники, которых уже некому есть. Орден Сутулого за достижения в стратегии!
Обозрим результаты нашей самопестицидизации.
Из 5000 вредных видов насекомых и клещей мира уже более 600 устойчивы ко всем основным ядам, и ряды их постоянно пополняются. Больше половины всех районированных сортов – их корм. У нас 35 видов насекомых абсолютно устойчивы к 60-ти препаратам. Производительность труда, с которой мы штампуем неуязвимых противников, достойна обнародования: 50-е годы – 12 случаев устойчивости, 70-е – за 300, 80-е – за 800, 90-е – у всех видов есть устойчивые расы. Ура, победа!
Каждый год появляются новые виды – сверхдоминанты, способные с особой быстротой стрескать весь урожай вопреки химзащите, вроде колорадского жука или фитофторы. Если устойчивость популяции втрое выше исходной, яд уже неэффективен. Устойчивость теперешних сверхдоминант — до 300. Это значит, что препарат, от которого по началу мёрли все, теперь убивает только одного из трёхсот противников.
Параллельно противники наращивают и хитрость. Ещё в начале 80-х у плодожорки было два-три выраженных поколения. Их вовремя травили – и плодожорка здорово поумнела. Сейчас вылетает, когда хочет, до двенадцати раз за лето. Кроме того, часть куколок уходит на отдых, и рождается только на будущий год. И, конечно, из десятка инсектицидов работает один. Во, сила духа! То же – фитофтора: теперь у неё больше 140 генетически различных рас, из-за чего селекция на устойчивость уже невозможна в принципе.
«Духовно» развиваются и бывшие скромно-незаметные. Природа всё равно добьётся равновесия. Не хотите баланса между хищниками и вредителями – вот вам баланс между противниками! За последние десять лет всерьёз показали зубы 46 вредителей, которые раньше тихо молчали в тряпочку. Новых болезней ещё больше. Похоже, старые противники готовят кормовую нишу для новых и принимают их в свои ряды. Скоро поле будут уплетать не два-три доминантных вида, как раньше, а двадцать-тридцать устойчивых и равно вредоносных видов. И на каждого нужен будет свой способ борьбы. Что делать-то будем, братцы-химики?
Ну и перспективочка! Поля уравновесились сотнями видов едоков, им не страшны уже никакие мыслимые яды, а у нас кончилась фантазия. По причине самоотравления мозга. Если мы ещё живы. (Злобный мефистофельский смех.)
Ах, да: почему именно к химии так легко приспособиться? Ну, представьте: в природе у этого жука или гриба сотни врагов и конкурентов. И каждый травит его антибиотиками и токсинами собственного производства. И эти яды постоянно немного меняются: эволюция-то на месте не стоит. Но всё равно, наш герой справляется – успевает их прочитать, усвоить и выработать устойчивость! А тут – одна конкретная молекула. Причём синтетическая, то есть всегда одинаковая. Да раз плюнуть! Или, пардон, в туалет сходить. До сих пор не забуду груши у одного клиента: липкие, сплошь залитые мутной медвяной росой. Он хлорофосом тлю травил, аж три раза. Та сидит, как и сидела, только морщится: понос у бедняги!
И что интересно: ведь противники от нас этого факта не скрывали. Наоборот, честно всё показывали! Первой ринулась вразумлять нас домашняя муха. Обсыпаемая ДДТ, она разобралась с ним за тридцать поколений, что тут же нам и показала: открыто перестала дохнуть по всей Европе. Мы не въехали. Терпеливая муха, движимая истинным гуманизмом, ещё сорок поколений не теряла устойчивости: смотрите, люди, что будет! Мы: «Ах, человек слабее мухи?!» — и новые яды выкатили. Муха: «Ну, как хотите». И стала устойчивой к ним ко всем. До сих пор эффективного нету. Правильно соображаете: и не будет. А муха – была, будет и есть.
Другие насекомые тоже ничего не скрывают. В том числе и широту своего генетического кругозора. Выработав устойчивость к одному яду, они легко перестают реагировать ещё на несколько, даже из других химических групп. Перекрёстная устойчивость по-научному. Ну, так у них генотип устроен. И не только у насекомых – у всех: у микробов, у растений!
И знаете, что всё это может значить? Что когда-то были уже на планете все эти яды… Факт: если яд исчезает, через несколько лет устойчивость к нему падает. Но если снова этим ядом облить – быстро восстанавливается. Значит, она не исчезает, а просто перестаёт внешне проявляться. Для совершенно нового яда мухе понадобилось всего тридцать поколений. Это очень быстро! Вопрос: она устойчивость создала – или восстановила?..
Клещи, как и тля, берут числом, то бишь стремительностью смены поколений. За три года их устойчивость к любому яду легко достигает 20-30. Достижение рекордсменов – 1200! Полтора десятка видов самых продуктивных российских клешнятых игнорируют всё, кроме самых новых ядовитых изощрений.

А что же – друзья-хищники? Спаси их Господь! В их желудки попадают не сами яды, а только их остатки, во многом обезвреженные жертвами. Попробуй тут, приспособься! Вот и дохнут бесславно. В обычном химическом агроценозе всего 3-4 вида хищников, а должно быть 30-40!
Тем не менее, они тоже стараются, лезут на отравленные поля: корма-то завались. Но их устойчивость растёт на порядок медленнее. На сегодня устойчивых хищников всего с десяток, и никакой погоды они не делают. Посему многие лаборатории искусственно выводят их устойчивые породы. Ох… При всём уважении к их работе, я всё же надеюсь, что такая «биологическая защита» нам не потребуется!

Грибы справляются со своими ядами – фунгицидами – ещё лучше. Мутации у них гораздо чаще. Выживает тот, кто умеет обезвреживать яд. Выживший даёт за лето миллиарды спор. Обычный срок освоения нового фунгицида – 2-3 года. За это время появляется десяток новых рас – разновидностей с новыми способностями. На сегодня практически неуязвимы больше полутора сотен видов грибных противников. Увы, особенно быстро грибы адаптируются к системным фунгицидам, проникающим внутрь растений. Механизм работы системников более конкретен и узок, и его проще освоить. Например, скор и ридомил уже далеко не везде эффективны. Контактные фунгициды – в основном медные препараты – более стабильны. Видимо, затрагивают такую основу жизни, через которую не перешагнёшь. За шестьдесят лет устойчивость к ним поднялась всего до 10-12. Но и этого, сами видите, более чем достаточно: хоть залейся бордоской – толку чуть.
Наработав устойчивость, микробы держат её три-четыре года. Потом перестают проявлять. Но если снова применить знакомый яд, тут же восстанавливают.
Бактерии и вирусы так же стремительно адаптируются к антибиотикам.
Кстати, недавно я обнаружил: пестициды и лекарства – полные аналоги по сути. Эти явления симметричны во всех деталях! А вдуматься – ничего тут нет удивительного. Наш организм, как и агроценоз – экосистема, живое сообщество. И способы разрушить их одинаковы. Медики знают: устойчивость микробов к антибиотикам давно выросла в тысячи, десятки тысяч раз. Болезни на глазах дробятся на расы: гепатит А, В, С… Одних стафилококков уже штук двадцать, и для каждого изобретают свой антибиотик. И тоже – на пару лет. Та же гонка: кто кого. То же усиление противника и ослабление партнёров. И результат тот же: наш прогрессирующий, тотальный иммунодефицит.

Сорняков, устойчивых к гербицидам, на сегодня больше 120 видов. Они разбираются с ядами так же успешно, хоть и своим способом. Гербициды не вызывают мутаций, да и мутируют растения нечасто. Хватив яду, сорняки «думают» медленно, много лет: ищут разновидность с природной устойчивостью. Где? В почве, среди своих же миллионов семян. Рано или поздно пахота все их поднимет: прорастайте, милые! И нужное растение всегда находится.
Дальше дело техники: устойчивые разновидности быстро вытесняют с поля своих отсталых собратьев. Глядишь – вроде та же щирица, а опрыснул – не дохнет! И при этом полоть её ничуть не легче, и растёт она так же быстро, и семян ещё больше даёт. Причём, если уж сорняк нашёл устойчивость, она абсолютна: хоть концентрат лей. И перекрёстна: никакие гербициды этой группы уже не эффективны. Нет, братцы, определённо мы не первые на этой планете. Они же все, как один, знают, что такое прогресс науки!

Природный биоценоз постоянно заполняет все свободные кормовые ниши: на всё съедобное есть свои едоки. Тем не менее, растения там заметно не страдают. Мы же теряем треть растений, «защищая» их изо всех сил! Вопрос: а сколько будет потерь, если вообще не защищать растения в грамотном агроландшафте? Не те же ли 30%?.. Уже смешно. Но, может быть, ещё меньше? Тогда остаётся умереть со смеху!

ОПАСНОСТЬ 2: СКРЫТАЯ ТОКСИЧНОСТЬ. Скрытая, пардон, от кого? От нас, братцы. Никак мы её осознать не хотим, никак не врубимся – потому и скрытая.
А всё очень просто. Что такое предельно допустимая концентрация (ПДК) яда? Это такой его остаток в продуктах, который не вызывает никаких явных симптомов отравления и не влияет на несколько поколений лабораторных мышей. Мы привыкли верить медикам: они проверили – значит, безопасно! «Не превышает ПДК» и «никак не повредит» для нас – синонимы. И вот тут мы, вместе с честными медиками, вновь рассмешили долгоносика до слёз. «Чтобы обезопасить себя от ядов, люди понапридумывали кучу контрольных норм ДОПУСТИМОГО ПРИСУТСТВИЯ этих ядов в своей среде!» (Распыление…») Класс! Давайте установим ПДК для воровства и лжи – чтобы себя обезопасить. И для борьбы с терроризмом давайте придумаем, сколько допустимо убивать и взрывать каждый месяц!
ПДК – не запрет, а законное разрешение отравлять среду.
Факт: с ПДК одного яда живые организмы — то есть мы — справляемся. Но представьте, что будет, если скормить им — то есть нам — сотню ядов, соблюдая ПДК. А если – в строгом соответствии с санитарными нормами – тысячу? Почувствовали разницу? А мы тестируем продукты на десяток главных пестицидов и радостно докладываем: «продукция экологически чистая – все пестициды ниже ПДК»!
Пестицидов сегодня чуть больше шестисот. Мизер! Но и этого хватит, чтобы сообща свести на нет любой вид животных. Знаете, сколько прочих ядов мы постоянно изливаем в биосферу? Около десяти миллионов. Во, блин, достижение научного прогресса! Самое смешное: их количество продолжает расти. Самое грустное: им совершенно некуда деться с этой планеты! И что с ними тут происходит? Все они усваиваются, передаются по пищевым цепям, включаются в биохимию, откладываются, трансформируются во что-то другое, часто ещё более ядовитое, воздействуют, влияют и изменяют. При этом, естественно, возникает синергетический эффект: взаимодействуя друг с другом, яды усиливают общую токсичность. Относительно безопасные по отдельности, они опасны вместе. Количество перешло в качество. Это никакими санитарными нормами не ограничишь!
Вот вам, братцы, и «скрытая» токсичность.
А ведь мы и с открытой токсичностью умудрились всё перепутать.
В конце 70-х американцы изобрели новое поколение ядов – суперпестициды. Эти, с позволения сказать, вещества в сотни раз ядовитее своих предшественников. Десять граммов такого «средства защиты» на гектар – как два килограмма обычного пестицида. Кажется, выше прыгать уже некуда. Но мы, естественно, даже и не задумались. В нашем понимании, яд – это когда вдохнул и тут же помер. Мы вообще перестали их замечать: десять граммов – во чепуха! И порадовались: пестицидов-то стали производить на целый миллион тонн меньше. Здорово! «Бабушка внучку из школы ждала – цианистый калий в ступе толкла…»
Сегодня человечество ежегодно поливает токсичными веществами третью часть пригодной для земледелия суши. О каком биотерроризме мы говорим, братцы?! Мы давно ведём его собственными руками. И наши перспективы уже весьма точно просматриваются в многофакторных компьютерных моделях. По данным аналитиков, мы перешагнули рубеж допустимой глупости где-то в конце 80-х. С этого момента яды накапливаются на Земле гораздо быстрее, чем природа успевает их обезвредить. Мы не только их едим. Мы их пьём, в них купаемся, ими дышим, среди них живём. Кто-то высчитал: сейчас мы тратим на их обезвреживание 45% всей энергии организма. Ну, как тут не развиваться медицине!
Биосфера мутирует, перерождается и обедняется вместе с нами. Каждую неделю с планеты исчезает несколько видов насекомых и растений. А те, что остались, непредсказуемо меняются генетически. Эх, какая захватывающая интрига! Нет, мне положительно интересно, что же нам окажется проще: поумнеть или исчезнуть?..

ОПАСНОСТЬ 3: МИКОТОКСИНЫ.

Зав. лабораторией токсикогенных микроорганизмов и биобезопасности ВНИИБЗР, член Высшего экологического совета, профессор Олег Александрович Монастырский знает о микотоксинах больше, чем кто-либо: он исследует их много лет. Это ему принадлежит известная фраза: «Грибы будут править миром». А он ничего не говорит просто так.
Грибы – уникальный тип живого. Они странно соединяют в себе биологию бактерий, растений и животных. Питаться могут и живыми, и мёртвыми тканями, всасывают воду и минеральные растворы. Могут и паразитировать, и жить в симбиозе. Размножаются в тысячи раз быстрее других организмов, создавая сотни разных рас. Они вездесущи и могут адаптироваться к чему угодно – была бы влага и корм. Разглядывая плесень в микроскоп, не сомневайтесь: она видит вас ещё лучше!
По интеллекту грибы дадут фору даже позвоночным. Разветвлённая многоядерная грибница быстро охватывает огромное пространство, собирает массу информации и превращает её в совершенную ответную биохимию. Никто не вырабатывает столько веществ для управления своим окружением. Поселившись в растении, животном или рядом с другими микробами, грибочки без особых проблем регулируют их биохимию в свою пользу. Как? С помощью многочисленных ферментов, а так же сильнейших биологических ядов — микотоксинов.
Сейчас известно более 2000 микотоксинов, из них изучено около сотни, а определяется в продукции – с десяток. Интересные это яды! Не разрушаются ни кислотами, ни щелочами, ни светом, ни давлением. Выдерживают нагревание до 400 ºС! Опять чем-то неземным попахивает… Ядовиты рекордно: лучшие биопестициды сейчас – именно микотоксины. Сделать с ними что-то очень трудно: они – везде. Любой плесневый грибок, любая гниль, любая грибковая болезнь – их фабрика. Особенно токсичен наш хлеб: мы так храним зерно, что его ядовитость вырастает в 20-40 раз за год.
Факт: никуда нам от грибков не деться. Мы их едим, пьём, ими дышим. И что особенно противно: мы же сами их на свет и произвели. Тысячи новых токсинов, абсолютная приспособляемость и неохватное разнообразие – выразительный ответ грибов на нашу химическую атаку. Сейчас микотоксины вызывают кучу заболеваний, а грибы, успешно проводя ответные химические атаки, поселяются в наших телах и свирепеют с каждым новым антибиотиком. Именно они играют первую партию в деградации нашего иммунитета. Монастырский уверен: микотоксины намного опаснее для здоровья, чем их крёстные отцы — пестициды.
Неплохо влипли! Ни обезвредить, ни отмыть, ни скрыться! Так выпукло природа, пожалуй, ещё не отвечала на наш выпендрёж.
Что делать? Применять устойчивые сорта и агрометод защиты, строить современные хранилища для зерна. Но это желаемое пока не действительно. А реально – применять биопрепараты против токсичных грибков. Лаборатория Монастырского уже разработала ряд таких препаратов: дизофунгин, дизофунгин-плюс и батан. Это сложные коктейли из живых бацилл, грибков и дрожжей, их сигнальных веществ и активаторов. Ими обрабатывают семена, посевы и зерно в хранении. Поражённость зерна главными болезнями снижается в 3-5 раз, токсичность – в 2-3 раза. Есть патенты, награды, результаты. Нет, как обычно, средств на регистрацию.

…Но самая большая опасность пестицидов в том, что они – популярный товар!

ВСЁ, ЧТО ПРОДАЁТСЯ — ТО ПРОДАЁТСЯ!
Одна у нас беда с пестицидами: от них сразу не умирают!
Представьте: вам до зарезу нужны деньги – семью кормить, детей поднимать. И предлагает вам крутой дядя прибыльное дело: и детям, и себе прожить хватит! А что надо делать-то? — спрашиваете. Да всё просто, — говорит. — Надо каждый день свой дом понемногу рушить, сад-огород соляркой поливать, а детям в кашу по ложечке стрихнина сыпать. Вы на дыбы: ты что, мол, с дуба упал?!
И идёте домой, к своим заботам: виноград ещё не опрыснут, картошку жук заел, у дочки простуда – лекарства надо купить…
Братцы, мы с вами давно согласились на эту работу.
Знаете, в чём настоящая опасность пестицидов? Они выгодны! Затратив на них 3-5% издержек, полевод может спасти 20-30% урожая, а садовод – половину. Спасти – и получить прибыль. Заработок, план, отчёт, долги, налоги, поборы, нужда, семья, да и самому пожить, чёрт возьми!.. Мы в капкане у денег. Какое там будущее?! Они нужны сейчас! Дети, внуки, всё для них! «Сынок, я сделал для тебя всё, что мог…» Красиво, только неправда. Мог быть мудрее, мог додуматься, найти выход! Но нет, вкалывать и изматываться до одури намного проще. Сегодня мы, аграрии всего мира, самоотверженно зарабатываем тем, что нашим внукам негде будет существовать.
«Интенсивный рост как объёмов, так и разнообразия пестицидов за 40 лет совершенно не привёл к снижению потерь урожаев. Эти потери как были, так и остаются не меньше 30%. Самая интенсивная химизация по факту не достигает контроля над доминирующими противниками» (академик А.А. Жученко).
Смею утверждать: и не достигнет никогда.
Это же очевидно. Конечная цель химизации защиты – продажа своих продуктов. А они продаются только там, где агроценозы не управляемы и противники неподконтрольны!
Управление – совершенно другая цель. Давно показано: чем в агроценозе меньше пестицидов, тем он более управляем. Химики об этом тоже знают. И все их заверения об «эффективном контроле и управлении» — не более, чем их корпоративная религия.
Так или иначе, они сделали своё дело: промышленное земледелие уже не сможет обойтись совсем без пестицидов. Если, конечно, не откажется от монокультуры, что почти невероятно. Чего же нам ждать? Два ближайших десятилетия, судя по всему, будут очень весёлыми!
«Развитые» страны первыми наелись ядов. Да и деньги на ассенизацию есть только у них. В США уже много лет работают госпрограммы по анализу и коррекции применения пестицидов. С 2007 года Евросоюз начинает особо жёстко ограничивать пестицидное загрязнение своих территорий. ЕЭС давно живёт по закону «загрязнитель платит»: как производство, так и применение пестицидов облагается там ощутимым налогом. Теперь этот принцип ужесточается: производить или использовать пестицид сможет лишь тот, кто доказал, что более безопасной альтернативы нет. В систему защиты вводится большое количество биологических и экологически безопасных средств. Допустимые нормы остатков пестицидов снижаются в 4-5 раз, а многие на порядок. И поверьте, эти законы будут соблюдаться!
Само собой, ввоз пестицидов в Европу резко ограничивается и облагается высокой пошлиной. А вот вывоз – какое совпадение! – как раз нет. Европа переполнена химикатами. Во-первых, не использованными, не проданными и потерявшими актуальность для своих противников. А во-вторых, постоянно производимыми: ну не закрывать же кучу дорогих и наукоёмких заводов! Куда всё это девать? У себя хоронить дорого, да и боже упаси. Для этого есть «третьи» страны с их огромными территориями. И прежде всего – СНГ.
Это значит, что в ближайшие годы в Россию хлынет поток импортных ядов по бросовым ценам.
Половина из них уже не причинит вреда никому, кроме самих покупателей. Как и предусматривает наша торговая политика. Для тестирования убойного эффекта Запад использует только устойчивые расы противников, а мы – обычные.
Но нет плохого товара – есть недостаточно дешёвый. И наши фирмачи всё закупят! С будущего года ждите усиленной рекламной компании. Уговаривать будут очень красиво. Мультяшные жуки будут страшно пучить глаза и кривить рожи. Изящные крашенные блондинки будут обнимать живописные баночки, сидя на красивых оранжевых опрыскивателях. Опрыскиватели, кстати, уже давно из Европы ввозят – опять же, в основном не те, что нам нужны.
Купят яды и многие руководители хозяйств. По простой причине: отказать – себе дороже. Купишь – вот тебе на карман солидный откат. А не хочешь – вообще ничего не получишь. Я не из тех, кто склонен строго судить руководителя в такой ситуации.
Не надейтесь, что эти гуманные страны, так радея о своей экологии, позаботятся и о нашей. Своя рубашка, она всегда как-то ближе к телу. Штаты, например, с очаровательной улыбкой толкают в Африку ДДТ, убеждая народ в «высокой надёжности препарата»! Волна пестицидов раскатывается от производителей по всему миру. Яды – ценный товар. Они достигнут каждого уголка, где их способны купить и применить, и будут проданы. Неужели американец, без головной боли производящий такую отраву, должен беспокоиться о какой-то России или Уганде?
Прибавим сюда ещё несколько фактов.
Первое. Чтобы получить разрешение на производство или ввоз препарата, надо заплатить за его проверку и регистрацию. Во многих странах защита экологии поощряется: препарат, способствующий оздоровлению среды, регистрируется за счёт государства. У нас хоть ДДТ, хоть безвредную бактерию зарегистрировать – всё едино. Со всеми расходами и откатами, наша регистрация тянет на 150-200 тысяч долларов. Это значит, производить и продавать препараты в России может только тот, у кого есть очень большие деньги. Конечно, это не учёные и не институты, создающие биологические и безопасные средства.
Но это бы ладно. Тут есть вообще цирковой трюк: не заплатил человек очередной взнос за регистрацию – и разрешённый, популярный и уважаемый препарат автоматически становится неразрешённым! Например, в 2006 оказался «запрещён» ценнейший, совершенно безопасный биопрепарат триходермин: автор денег не нашёл. Без триходермы – никак, и все её производят, но за это можно уже и под суд пойти. Такие вот бьывают критерии для разрешения препаратов!
Второе. Предельную допустимую концентрацию препарата обычно задаёт тот, кто его регистрирует. Возможно, она не будет больше того, что пропустят медики. Но и меньше, уж конечно, не будет. За максимальные нормы ПДК бизнес наверняка предлагает медикам большую мзду. Наверняка медики особо не упорствуют, тем паче, если речь идёт о «третьих» странах: больше болезней – больше доход с лекарств.
Третье. Производить современные препараты дорого. А у нас дорого ещё и регистрировать. Фирме ничего не остаётся, как выигрывать в рекламе. Учёным тоже надо жить. В итоге мы и читаем романтические отчёты об испытаниях, отражающие более веру и надежду продавца, чем сам препарат. Уверен: большинство данных об эффекте препаратов завышены. Факт: никто не проверяет ввозимые препараты на боеспособность для наших закалённых противников. Известный факт: около половины препаратов, закупаемых и применяемых нашими хозяйствами, уже малоэффективны. Особо это верно для импортных препаратов, за которые приходится ещё и таможне отстёгивать.
Четвёртое – совсем угрюмо: наше руководство. У нас ведь как: ну какой ты чиновник, если не бизнесмен? Законопослушный, честный, и налоги – как по часам! Однако заметная доля дохода — с продаж. Ну вот, поэтому в апреле 2001 как-то тихо и незаметно отменился закон, определяющий в частности, что проверкой и регистрацией пестицидов должен заниматься федеральный орган исполнительной власти. И эта функция перешла к «автономной некоммерческой организации»! Приехали. Прежние регламенты отменили, а новых всё как-то нет. Определять политику защиты скоро будут коммерческие фирмы. А тут как раз Европе свои яды девать некуда. Ну прямо какие-то сказочные совпадения!
Вот ещё деталь нашей химической политики. Получив разрешение на препарат, ты можешь закупать его где угодно. Это интересный момент. Например, ты зарегистрировал американский гербицид глифосат. А закупаешь его в Индии. Он там дешевле. А почему? Потому что их растворитель содержит очень токсичные примеси. Но это уже никому не важно: препарат узаконен! А проверяются разрешённые препараты крайне редко.
Надо заметить, по сравнению с диким Западом, у нас химические вещества почти не контролируются. На всю страну – пара лабораторий, да и те могут не так много. Там, где Европа тестирует на 30-40 веществ, мы выявляем 4-5.
В общем, не рынок – мечта!
Кстати о рынке. Тут ежегодно появляются новые, более эффективные препараты. Но мы с вами их не найдём в магазинах: далеко не все пестициды разрешены для применения в частном секторе. И правильно. Дачники имеют обыкновение обмывать растения, чтоб с листьев капало – то бишь лить несуразно бешеные дозы, а яды бывают очень ядовитые. Кроме того: разрешишь лить в посёлках – скорее получишь устойчивых вредителей на полях. Но главное, разрешение это особое, и за него надо особо заплатить. А кто может заплатить? Только тот, кто регистрировал препарат. А какой ему смысл? Частники – рынок мелкий и не настолько прибыльный, как хозяйства. Поэтому хорошие препараты попадают на частный рынок в лучшем случае лет через пять, уже после раскрутки. В хозяйствах спрос уже падает, а частники как раз наслышаны, ищут, хотят! Почему не извлечь прибыль?.. В общем, если вы живёте рядом с крупными садами или овощными хозяйствами, к вам на участок давно залетают жучки и бабочки, уже знакомые с разными новинками.
На этой же волне греют руки и разные фирмачи, фасующие препараты для частников. У нас ведь как: стоит товару сделаться популярным, как его начинают «производить» по всей стране и продавать на каждом углу. Где всплывает пена? На рыночных лотках и в мелких магазинах.
Производители не любят мелко фасовать свои препараты: лишняя морока и расходы. Фасуют их для нас более мелкие фирмы. И вот тут каждый работает в своей нише и в своём стиле. Крупные магазины вынуждены соблюдать кучу законов, и поставщики у них серьёзные. Рыночники – народ вёрткий, и поставщики у них свои, такие же. Думаю, подделок на наших латках — не меньше половины.
Теоретически, мы могли бы вовсю использовать биологические средства. Наши учёные проводят титаническую работу, создают десятки новых биопрепаратов, РР и иммуномодуляторов. Их представляют на конференциях, о них пишут книги, их испытывают, проверяют на полях, хвалят — и каждый надеется привлечь спонсоров, чтобы начать производство. Препаратов куча, но их нет: не зарегистрированы. И спонсоры не торопятся: как тут понять, что действительно перспективно?..
Меж тем, отделить зёрна от плевел нетрудно: надо предложить государственный кредит на регистрацию. Кто под него подпишется? Только тот, кто цифры не дул и уверен в своём препарате на двести тысяч долларов. И наука оживёт, и производство своё заработает, и туфту ввозить перестанут! Только не видать нам такого кредита. Почему? Потому что, братцы, мы покупаем пестициды. И поэтому они выгодны. Аминь.

Какие же препараты лучше использовать? Дело уже не в этом. Дело в том – как.



Николай Курдюмов Источник http://kurdyumov.ru/химия/